Больше материалов и подписка — на странице Электронного журнала «СиД» >>>

Что дети думают об инициативе взрослых учитывать их мнение

“Голос ребенка” — прогрессивный тренд. Чего именно добиваются взрослые, включая пожелания ребенка в принятие решений ? Заботятся? Изображают общение, чтобы продемонстрировать либеральность и повоспитывать? Переносят ответственность с себя на детей? 15 исследований — победителей конкурса “Голос ребенка: дети как эксперты опыта” включали подростков в семьях, маленьких подопечных и людей с нарушениями развития во взрослую серьезную работу. Что это дало? Мы оправились к организаторам и участникам трех исследований в Ярославле, Петербурге и Москве. Но главное — спросили самих детей.

Что такое “Голос ребенка” в России?

Проект «Голос ребёнка» — возможность создать и продвигать практики, включающие прикладные и оценочные исследования с участием детей. Специалисты сферы защиты детства работают, чтобы улучшить благополучие детей. Часто все действия в отношении ребенка так или иначе планируются без его участия. “Голос ребенка” через включение детей в обсуждения, конкурс, итоги которого мы подвели в 2019-м году, и одноименный международный тренд, который неустанно продвигаем, — нужны, чтобы исправить эту ситуацию.

К сожалению, распространено убеждение, что несовершеннолетний не может рационально оценивать свои потребности, формулировать мысли и желания, а его мнение практически не учитывается, несмотря на то, что важность учета мнения ребенка зафиксирована в Конвенции о правах детей, в Конвенции о правах инвалидов, в Семейном кодексе РФ и других документах. Благотворительный фонд Елены и Геннадия Тимченко в рамках программы «Семья и дети» сломал стереотипы и внедрил в российскую практику исследования с непосредственным участием детей и молодых взрослых. Теперь не только мы сами, но и все больше наших партнеров, благополучателей организуют исследования с привлечением детей и используют результаты для корректировки своей деятельности, сонастраивают свои услуги, проекты, программы, пытаются понять, что важно для повышения благополучия ребенка вместе с самим ребенком..

Результаты исследования нужны не только для принятия управленческих решений, но и для понимания и трансформации важных для детей тем, на которые взрослые не обращают внимания. Это не просто «спросить детей», тут важно вовлечение. Тогда у них развиваются навыки говорить, слушать, выражать мысли. Это поможет им в будущем, а не только здесь и сейчас.

Как показал опыт уже проведенных исследований, возраст юных экспертов для участия не преграда. Более того, даже ментальные нарушения не могут стать помехой. Единственное, надо понимать, как именно включать детей. У тех, кто это попробовал, появляется интерес и дальше развивать тему. Как только дети подключаются к обратной связи, взрослые приобретают принципиально новые знания. К тому же, важно учитывать, что в мире каждый третий житель — это ребенок, и игнорировать потребности одной трети планеты было бы непростительно.

Эльвира Гарифулина, кандидат социологических наук, руководитель программы «Семья и дети» Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко

 

ОТЦЫ И ДЕТИ В ИНТЕРНЕТЕ

Петербургское исследование “Точка доступа: подросток в интернете” выявило, как обезопасить юных пользователей сети

Организация: В Родительском центре «Подсолнух» (ССЫЛКА!!! http://podsolnukh.org/) каждый год более 250 молодых взрослых, подростков и детей с опытом сиротства получают социально-психологическое сопровождение

Современный интернет — опасное для подростка место, в котором он совершенно один. Мошенники, активисты, сектанты — кто только ни охотится на просторах сети. При всем желании, всего взрослые не проконтролируют, они могут только объяснить, ответить на вопросы, договориться. Но с этим как раз проблемы. Как разговаривать, чтобы обезопасить детей? Родительский центр “Подсолнух” выяснил, что нередко подростки хотят обсудить что-то со взрослыми, но опасаются. Взрослые могут испугаться и наказать, или проявить безразличие, как раз там, где действовать надо по-другому. Как преодолеть этот конфликт поколений? Исследование “Точка доступа: подросток в интернете”— как раз чтобы продвинуться в ответе на этот вопрос.

“Зависит от человека”

Шестнадцатилетний Дима в интернете эксперт: знает, как вычислить местоположение человека по IP-адресу, любит игры, находит единомышленников в сети. Он участвовал в исследовании. Высокий серьезный юноша, при встрече назвать его подростком язык не поворачивается. Мы с Димой говорим в подростково-молодежном клубе “Юность”, где проходят все мероприятия “Подсолнуха”.

– Дим, взрослые часто говорят, что компьютеры и интернет – вредны и не нужны. Ты согласен? — спрашиваю эксперта.

– Все зависит от человека, который им пользуется. Да, некоторые люди используют интернет, извините, для деградации. Но есть и те, кто благодаря интернету учатся, читают. Я, например. Еще я общаюсь в сети, без этого сложно представить свою жизнь, это просто и дешево.

– Он портит зрение.

– Ведь на самом деле, на зрение плохо влияют устройства, а не сам интернет! Все относительно.

– Почему тогда взрослые не хотят, чтобы их дети там сидели?

– Больше всего родители боятся “Синего кита” или “Момо”. Из-за “Синего кита” действительно погибали дети, причем мучительно. Им присылали инструкции, чтобы они выполняли какие-то действия. Сначала безобидные, вроде “Нарисуй кита, используя самые негативные эмоции”. Разные задания. А заканчивалось все тем, что им писали, чтобы они навредили себе. Но сейчас “Синего кита” уже не существует, это уже не актуально! Сейчас бояться точно нечего. Хотя моя мама до сих пор немного переживает из-за этого. Она тревожится, что меня все-таки могут задеть. Но я точно знаю, что если сейчас кто-то появляется и говорит, что он из этого проекта, то это неправда, это просто какие-то школьники, которые хотят себя ощутить всемогущими и пытаются делать то же самое. Маме я тоже все эти факты рассказал. И вообще, “Синий кит” — это уже прошлый век.

– Откуда ты так подробно знаешь про “Синего кита”?

– Я как-то искал в интернете телефоны этих кураторов, чтобы связаться с ними. Я находился в Севастополе, сидел через вай-фай и сим-карты у меня не было. Я знал, что меня не найдут, если что. Короче, искал приключений. В итоге я ввязался в общение с кураторами и использовал программы, которые вычисляют местоположение человека по IP, включая дом. Ему надо было просто кликнуть на картинку, которую я прислал через специальный сайт. Выслал ему его же геолокацию и припугнул, что если не прекратит – сдам в полицию.

Родительский центр “Подсолнух” использовал в исследовании: Солдатова Г.У., Олькина О.И. Отношение к приватности и защита персональных данных: вопросы безопасности российских детей и подростков. // Национальный психологический журнал. – 2015. – № 3(19). – С. 56-66.

– Зачем ты это сделал?

– Мне просто хотелось кого-нибудь избавить от этого куратора, просто уже знал, что делать. В интернете есть видео, где люди так борются с этими кураторами. Это к тому, о чем мы говорили вначале: интернет сам по себе не опасен. Ты можешь делать в нем одни вещи, или совершенно противоположные.

“Почему-то родители не говорят этого”

— Ты как считаешь, можно ли ребенка заставить что-то делать через переписку в интернете? — узнаю у Димы все с большим интересом.

— В принципе, можно. Конечно, это зависит от конкретного человека и его страхов. Как говорится, страх толкает на чудовищные поступки. Но если человек достаточно умный, он не будет вестись на эту белиберду. Еще можно, например, выманить ребенка на улицу, под предлогом, например, встречи фанатов Гарри Поттера.

– Как быть родителям, чтобы такое не случилось с ребенком?

– Просто нужно предупреждать, что в интернете могут обмануть. Почему-то они не говорят этого. А еще нужно смотреть, кто пишет: отдельный человек или сообщество с большим количеством подписчиков. Можно вместе с родителями гуглить мероприятие. Если оно настоящее, то должны быть объявления. Было бы здорово, если бы родители заранее предупреждали ребенка, что может произойти. Что, например, не надо верить историям про синего кита. Ребенок никогда сам не начнет спрашивать или просить совета. Но если изначально он предупрежден, какие ситуации могут произойти, то может сработать воспоминание, что родители говорили и загорится такая “галочка”.

– Проблема в том, что ребенок с травмой сиротства имеет трудности в определении безопасности. Часто бывает, что он вырастает и не отличает норму от нарушения границ, — комментирует психолог “Подсолнуха” Наталья Андреева. По ее словам для детей с травмой сиротства эта ситуация часто выглядит как “мной кто-то интересуется”, “я кому-то нужен”.

– Опасность зависит от возраста? — мы продолжаем разговор с Димой.

– Да, я вообще считаю, что неограниченный доступ в интернет должен появиться не раньше, чем в двенадцать лет. Мне давали доступ гораздо раньше, но в основном для мультиков. А вообще, я считаю, что до четырнадцати лет можно просто установить родительский контроль и заблокировать соцсети, это обезопасит ребенка. А в четырнадцать лет дети уже соображают и поймут, что делать с “Синим китом”, до этого возраста в приоритете игры. Ну а если младшие дети сильно рвутся в чаты, то можно с ними первое время посидеть, заглядывать в комнату периодически.

– Бывает ли такое, что твоим одноклассникам, сверстникам, запрещают интернет?

– Когда мне запретили интернет и гаджеты я отказался вообще делать что-либо. Выдвинул условие, что если я не сижу, то не сидит никто. Но сейчас уже редко, когда отключают насовсем, ведь интернет нужен для учебы и общения.

– Полный запрет на интернет и гаджеты – это не выход. Мы стараемся объяснять, консультировать. Родителям нужно быть информированными, а не напуганными. – комментирует психолог “Подсолнуха” Елена Петрусенко. В ситуациях, которые родители расценивают как тревожные, они отбирают у детей устройства и отключают интернет. При этом они признают, что жесткие методы контроля не работают со старшими подростками, и только способствуют тому, что дети начинают скрывать от них свою виртуальную жизнь.

Конфликт поколений

– Какие еще могут быть сомнительные ситуации в интернете, помимо “Синего кита”?

– Бывает, что детям пишут, что ты выиграл айфон или деньги. И могут сказать, что вышлют подарок, только нужны деньги на пересылку. Или пришлют ссылку с вирусом, которые сворует все пароли и будут рассылать по друзьям сообщения с просьбой пополнить баланс телефона. Я однажды ловился на такую вещь, было обидно. Прислали ссылку на выигрыш, когда я ее нажал – украли пароль и взломали страницу. Обычно мошенники сразу меняют пароль и рассылают всем друзьям просьбы перечислить деньги. А если взломали страницу “вконтакте” и к ней привязана банковская карта, то могут списать все деньги. Но я сразу зашел на свою страницу, увидел, что в моем профиле появляются новые переписки и успел поменять пароль. Теперь чтобы не попадать в ситуации со взломом страниц, я поставил двухфакторную идентификацию. Это значит, что каждый раз, когда я заново ввожу пароль Вконтакте, мне приходит смска с дополнительным кодом. Это защитит страницу, если что. А если какие-то другие истории, например, кто-то незнакомый пишет, вообще, можно игнорировать. Пока ты не пойдешь на контакт, ничего не начнется. А если вступить в переписку из любопытства, то уже обычно по первым словам и аватарке ясно, что человеку нужно.

— Если бы у тебя возникла ситуация в интернете, в которой ты сомневаешься, ты бы мог попросить совета у кого-то?

— С родителями можно. Но вообще, если ты что-то решил, то уже ничего не остановит, идешь до конца — это я по себе знаю. Еще у меня много знакомых уже походили по граблям, у них бы спросил. Но вообще, если родители интересуются интернетом и что там происходит, то ребенок будет с ними советоваться. Не “о боже, что ты там делаешь, не лазай туда”, а реально заинтересованы, то ему будет приятно, что его понимают.

Исследование “Подсолнуха” показало, что на интервью подростки чаще всего отвечают, что готовы обратиться к родителям за советом. А в анонимном опросе они же отметили, что чаще обращаются к друзьям.

Родительский центр “Подсолнух” использовал в исследовании: Дети России онлайн: риски и безопасность. Результаты международного проекта EU Kids Online II в России / Г. Солдатова, Е. Рассказова, Е. Зотова, М. Лебешева, П. Роггендорф.

– Специалисты говорят: “Родители никогда не узнают точно, что делает его ребенок в интернете”. Ты согласен с этим?

– Совершенно верно. Первые пару раз родители будут знать, но потом начнется такая вещь как “стереть историю браузера”. Я стираю все, это мое личное, я не хочу, чтобы мама видела мои чаты. Даже если она взамен предложит мне смотреть ее переписки, — смеется Дима, — Вообще, чем старше становишься, тем громче голос внутри, который говорит “зачем тебе делиться с родителями”. Не хочется делиться, а некоторые вещи хочется скрыть, например, что в воображении у человека происходит.

Родительский центр “Подсолнух” использовал в исследовании: Цифровая компетентность российских подростков и родителей. – 2013.

– Взрослые и дети по-разному относятся к интернету?

– Для взрослых все не так вынуждено. Для нас, подростков, это уже жизненная необходимость. Нам хотя бы раз в день нужно зайти в интернет, с кем-то пообщаться, что-то узнать. Даже пяти минут будет достаточно. А взрослые спокойно могут обойтись без этого. Или есть развивающие игры, например, “Майнкрафт”. Взрослые видят в ней трату времени, а на самом деле, она развивает воображение и логику.

— Дима, а что тебе самому принесло участие в исследовании “Подсолнуха”?

– Вообще, я раскрыл самого себя по-новому. Мне было интересно озвучить свои умозаключения. Я и не знал, что способен говорить такие умные фразы.

Дима смеется.

Елена Кириллова, менеджер программ Благотворительного фонда “Ключ”

Методы:

Уникальность исследования в том числе — в использовании чат-бота для сбора информации. Бот провел анонимный онлайн опрос в соц.сети Вконтакте. Участники – подростки. Задача – уточнить вопросы, на которые подростки затруднились ответить или могли дать социально-желательные ответы в интервью.

Результаты исследования:

Участники: Подростки, молодые взрослые и взрослые: кровные и приемные родители, специалисты: 16 детей, 15 взрослых и 7 молодых взрослых.

Что показало исследование:

1. Все подростки имеют профили в соц.сети Вконтакте (другие популярные соц.сети — ТикТок, Instaram) и выходят в Интернет с мобильного телефона.
2. Половина детей держат свой профиль полностью открытым для посторонних людей, остальные активно пользуются настройками приватности, скрывая информацию о себе в том числе от взрослых. Практически все сталкивались с обращением незнакомых людей.
3. В потенциально рискованной ситуации («незнакомый человек пытается добавиться в друзья…») большинство детей проявляют интерес, начинают изучать профиль незнакомца и вступают в переписку.

 

МАЛЕНЬКИЕ ВЗРОСЛЫЕ, ИЛИ КАК НАЙТИ СЕБЯ

Исследование “Кто я” в Ярославле показало, насколько глубокие темы доступны “трудным” детям

Организация: За три года в проектах АНО «АСП «Моя семья» приняли участие 98 приемных семей и 14 семей в тяжелой жизненной ситуации.

Как увидеть серьезного собеседника в ребенке с диагнозом, понять его по-настоящему и помочь ему раскрыть свои таланты? Еще больше возникает вопросов и недоумений, когда собеседниками становятся дети с диагнозом, проживающие в домах-интернатах или дети из приемных семей. В исследовании “Кто я” , о том, как занятия в театре меняют эмоциональное состояние детей-сирот и оставшихся без попечения родителей — решали эту задачу.

Сложные вопросы

Интервью пишут на видео, но камера не смущает детей. Как не смущают и вопросы: «Как люди могут себя выражать?», «От чего люди страдают?», «Что самое главное в жизни?». Максим живет в школе-интернате, у него интеллектуальные нарушения, и у него спрашивают, как он понимает слова «Вся жизнь театр, а люди в нем актеры». «Правда похожа на театр, – отвечает четырнадцатилетний Максим, – где-то тебе придется подыграть, где-то раскрыться».

Как может измениться эмоциональное состояние ребенка в процессе творческий работы над спектаклем, как может измениться отношение к семьям и к страхам? Исследование начиналось именно с этих вопросов, и мало кто в «Школе семейного театра» сначала верил, что удастся получить хоть какой-то результат. Дети, которые стали участниками исследования, оказались без попечения родителей. Они не знали, что такое семья, многие из них жили в школах-интернатах, имея разные непростые диагнозы.

– Сначала никто не хотел участвовать, и это естественно, мы работаем с определенной группой детей, – рассказывает руководитель проекта «Школа семейного театра» Надежда Пепелова. – Если даже им что-то становилось интересным вначале, они не хотели показать это, оглядываясь на сверстников. Показывать свою заинтересованность чем-то не популярным в их среде – не круто. Это ребенку из обычной семьи не хочется казаться “ботаном” или “маменьким сынком”. А в среде детей из неблагополучных семей все еще больше утрируется.

– Сомнения есть всегда, в любом деле, которое начинаешь, — более оптимистична психолог Екатерина Люсина. — Но уверенности в важности и нужности результатов было больше. Включился азарт исследователя. Вместе с тем, опыт работы позволил построить программу и спрогнозировать ожидаемые результаты.

И первое с чего начали взрослые – предложили детям нарисовать свои страхи. С одного рисунка на меня смотрят большие и грустные глаза, окутанные темнотой. На другом — та же темнота, те же глаза, но впереди открытая дверь, через которую прорывается свет. Еще на одном рисунке изображен человек в гробу. Кто-то нарисовал лицо человека, разрывающего руками мрак… У Максима самый главный страх – смерти. «Страхи даются для того, – говорит Максим в видеоинтервью, – чтобы человек глупостей не совершал».

Когда взрослые собрали рисунки, то вместе с ребятами написали на их основе сценарий по мотивам произведений Даниила Хармса, и сделали спектакль.

В ходе работы над спектаклем дети были полностью вовлечены в постановку, предлагали свои идеи режиссеру, высказывали возражения, которые учитывались. Потом им предлагалось дать интервью, в котором они оценили практику и изменения в своей личности. Дети говорили, какие они были до, и какими стали после премьеры спектакля. Записывая интервью и отвечая на вопросы, они сами становились участниками экспертной деятельности.

Самое главное изменение, которое замечает за собой Максим, – он перестал бояться сцены, стал уверенным в себе.

– Я стал более открытым к людям, не стесняюсь, могу разговаривать и шутить, — говорит молодой человек. Он считает, что такие проекты нужны, чтобы преодолеть себя.

– Самым трудным для меня было сосредоточиться, – анализирует свою работу в спектакле, и выдает свою экспертную оценку Мария, – не смеяться и слушать режиссера. Мне хотелось бы еще раз повторить все репетиции. Я стала меньше ругаться с мамой, стала капельку добрее, начала больше заниматься своим любимым делом – рисовать.

– Интервью в этом исследовании важно прежде всего для детей, – рассказывает психолог Екатерина Люсина. — Оно позволяет провести рефлексию процесса и результатов, осмыслить, что каждый участник хочет получить от своей работы в финале. Это и мотивации для будущей работы над собой.

АНО “Моя семья” использовало в исследовании: Прихожан А. М. Психология сиротства

Понимать друг друга

Дети становятся заложниками мнения взрослых чаще, чем кажется. Нередко это реплики в духе: «он не сможет», «это не его», «вы серьезно собираетесь это делать?». Иначе подошел к делу режиссер, выпускник Московской киношколы Сергей Щетковский. Он стал общаться с детьми на равных. Последний спектакль был построен на пластике. Раз для многих было проблемой запомнить текст- режиссер убрал текст. Люди, которые пришли бы со стороны, не определили бы, кто тут режиссер, он и выглядел, как они. Он понял задачу так: если ты хочешь получить какой-то эффект, то должен понимать, на что дети способны. И на самом деле они способны на гораздо большее.

АНО “Моя семья” использовало в исследовании: Лейтц Г. Психодрама. Теория и практика. Классическая психодрама Я. Л. Морено.

Например, Никита должен был попасть в детский дом, его маму лишили родительских прав. Он упирался и все время твердил: «А родителей там дадут?» Сейчас Никита живет в приемной семье вместе с Егором и Сергеем, также принятыми из интерната. И все они вместе с мамой также участники исследования. Отыграв в спектакле, Никита поделился своими впечатлениями:

• Если ничего не делать, то люди не узнают, какие дети в детском доме есть, а так дети показывают, что они могут, и кто-то посмотрит и, может быть, захочет взять ребенка в семью.

Никите и его братьям сразу доверили серьезные роли. Сергей в спектакле «Цветы для Элджернона» играл доктора Штрауса.

– Роль была сложной, – делится своими впечатлениями Сергей. – Мы прочитали сценарий, прочитали книгу. Интересно было работать с режиссером. Он разговаривал с нами как с людьми, которые могут отвечать на серьезные вопросы, которые могут думать о сложных вещах. После последнего спектакля я читал произведения Даниила Хармса и там есть то, над чем стоит задуматься.

Интервью снималось до и после спектакля, и потом уже психолог, социальный педагог, приемный родитель и молодой взрослый человек, сам когда-то бывший выпускником опекунской семьи, имеющий педагогическое образование и работающий по специальности, анализировали динамику состояния детей.

В результате даже сами педагоги школы-интерната изменили отношение к своим детям. Изначально они говорили: «Ставить «Капитанскую дочку»? Да они у нас «Колобок» запомнить не могут. С ними надо «Курочку Рябу» ставить». Затем была премьера на сцене Камерного театра в Ярославле, после которой задавался только один вопрос: «Почему?» Почему они на уроке литературы не могут двух строчек запомнить, а здесь они запоминают целые тексты? Почему им это интересно?

А потому, что многие воспитанники, которые учатся в домах-интернатах, оказываются педагогически запущенными детьми. Потому, что многие воспитывались в семьях, где родители с алкогольной ил наркотической зависимостью, очень часто на учебу никто не обращал внимания с самого детства. И мало кто верил, что эти дети могут.

– А на самом деле они все выучат и запомнят, – говорит Надежда Пепелова, – если с ними работать. И подбирать ту форму работы, с которой они могут справиться. Есть дети, которые разговаривают плохо, но зато прекрасно танцуют. И то, что дети раскрываются, видно всем.

Для чего нужна семья

Один из вопросов, который задавался каждому ребенку во время интервью: «Для чего нужна семья?»

– Чтобы заботиться друг о друге, чтобы человек не был одиноким (Илья).

– Чтобы родители были вместе (Даша).

– Чтобы быть счастливым (Максим).

– Чтобы человек не остался один (Максим).

– Мы можем сделать выводы о том, что дети в меру своих ментальных и возрастных особенностей, анализируют свои действия и формируют отношение к ним, — говорит психолог Екатерина Люсина. — А это один из значимых итогов нашего исследования.

Екатерина Парунян, журналист

Методы:

Исследование в рамках проекта проводилось с опорой на феноменологический подход. Дети рефлексировали собственные ожидания и переживания от участия в репетициях и спектакле, положительные и отрицательные эмоции, страхи. Видеоинтервью, психологические рисунки и включенное наблюдение за участниками дает практический материал для анализа влияния «Школы семейного театра» на социализацию и на эмоциональное развитие детей. Подробные результаты исследования были представлены в методическом пособии «Кто Я»: технология исследования и оценки изменения эмоционального состояния детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, в процессе театральной деятельности», изданном в этом году.

Участники исследования: В исследовании принимали участие воспитанники детских домов и школ-интернатов, выпускники интернатных учреждений, выпускники приемных семей, воспитанники и дети из приемных семей, дети из кровных кризисных семей в возрасте от 10 до 18 лет. Всего за три года около 100 детей, за последний год – 30 детей из учреждений и 8 детей из замещающих семей. Вместе с детьми в спектаклях играли двое взрослых. Активными участниками стали 4 замещающие семьи (приемные родители), специалисты.

Что такое “участие детей” в Европе

Вопрос вовлечения детей и молодёжи в принятие решений — многосторонний. Это и право быть информированным о планах, решениях, мерах, знать, чем обоснованы принятые решения. И возможность выражать свои взгляды. Отсутствие этого — создает повышенный риск маргинализации в том числе.

В Конвенции Организации объединенных наций (ООН) о правах ребенка четко говорится, что каждое государство должно принять во внимание интересы ребёнка. Так, при составлении государственного бюджета (19 часть 13). Plan international (2016) (ССЫЛКА: Child-participatory budgeting, a review of global practices. Plan International, 2016. child-participatory-budgeting-executive-summary.pdf ), чем больше дети задействованы в составлении бюджета, тем больше растёт доля затрат на развитие именно благополучия детского населения. Право на участие тесно связано с уровнем благополучия.

Конвенция ООН обязывает выяснить точку зрения детей и подростков и учитывать их в соответствии с возрастом и уровнем развития ребенка. Участие детей достигается в первую очередь через диалог. Чем больше взрослые знают об опыте и мнении детей и подростков, тем качественней и эффективней становятся услуги сферы помощи им.

Чтобы разъяснить, что такое участие на стратегическом уровне, приведу пример из Уэльса, где вопросам участия детей выделается много внимания властей. В соответствии с Законом о детях 2004 года каждый местный орган власти должен составить трехлетний план CYPP, в котором указывается, как мнения детей и молодых людей учитывается и продвигается в различных областях. Детское народное партнерство (Children and Young People`s Partnerships), со своей стороны, отвечает за планирование всех услуг для детей и молодежи в сотрудничестве с экспертами по вопросам охраны детства и последующего ухода, которые отвечают за подготовку и публикацию отчета каждые три года. Детское народное партнерство должно консультироваться с детьми, молодежью и их родителями, после чего их предложения поднимаются при формировании бюджета. Детское народное партнерство — в самом эпицентре принятия политических решений.

При этом невозможно говорить о включении, участии на таком уровне, если ребенок не имеет опыта, когда он уже был услышан, и не видит результаты. Важно уделить больше внимания тем детям, чей язык, инвалидность, болезнь и жизненная ситуация — преграда для таких возможностей.

Участие детей в вопросах, касающихся их самих, не означает, что им следует передать все полномочия по принятию решений. Речь идет также об ответственности взрослых принимать решения и ответственность не может быть перенесена на ребенка. Речь идет скорее о целостном процессе, в дополнение к разговору, частью которого является наблюдение за ребенком, взаимодействие с ребенком или взаимодействиe между ребенком и родителями.

Юлия Куокканен, старший эксперт по вопросам детского и семейного благополучия, Центральный Союз Защиты детей Финляндии

 

Исследование о проблемах перехода из детских домов в ПНИ выяснило, что подопечные видят и могут сказать многое, чего не замечают люди извне

Организация:

Благотворительный фонд “Волонтеры в помощь детям-сиротам” (Ссылка: otkazniki.ru) в 2018 году привлек 19 000 жертвователей

Зачем привлекать к исследованиям детей и молодых взрослых, которые живут в психоневрологических интернатах? Благотворительный фонд “Волонтеры в помощь детям-сиротам” сделал исследование момента перехода ребенка с ограниченными возможностями здоровья из детского учреждения во взрослое. В чем был смысл?

Точное слово

Психоневрологический интернат №16 (ПНИ№16) в Москве рассчитан на 710 человек, по лестницам, коридорам, в парке ходят в большом количестве необычные люди, и периодически подходят знакомиться.

• Давайте найдем тихое место, — говорит Анна Серкина, психолог, руководитель исследования.

• Пойдем под деревья, там никто не найдет, — отвечает Павел, подопечный ПНИ и эксперт исследования.
• Не то чтобы мы прячемся, — деликатно замечает Анна.

Конечно, исследование проводилось по согласованию с администрацией ПНИ. Но на самом-то деле прячемся, потому что Анне нужно рассказать экспертам ее исследования о результатах, в тихой обстановке при участии только тех, кто имеет отношение к делу. Павел зрит в корень, хотя от его слов и неловко. Он замечает и говорит вещи, которые не скажем мы с Анной.

Результаты

В беседке под летними деревьями в ПНИ №16 сидят трое: Никита, Саша и Павел. Все они молодые взрослые, которые участвовали как эксперты в исследовании о проблемах перехода детей с ограниченными возможностями в психоневрологические интернаты. Задачей исследования было выяснить, как облегчить процесс перехода.

• По итогам получилось, — говорит Анна, — что многие из тех ребят, которым переезжать сюда жить, ни разу здесь не бывали. Или бывали только на концерте в актовом зале. А жить-то не там.

Психолог улыбается, а ребята понимающе смеются. Все, кроме Саши, он больше чувства юмора ценит тот факт, что вопрос серьезный.

• Получается, — говорит Анна, — что ребятам, которые сейчас в детских домах, мало рассказывают о том, как тут все устроено.
• Им давали смотреть книжки про ПНИ? — спрашивает Павел.
• Книжки? Нет. И те ребята, которые сейчас в детском доме, они говорят, что им очень страшно ехать сюда. Им не у кого спросить, негде узнать, как тут все происходит. И они подозревают, что здесь все очень плохо. Мы решили, что волонтеры вместе с сотрудниками детского дома, вместе с сотрудниками ПНИ, будут делать так, что у ребят в детском доме была возможность хорошо узнать, что их ждет тут. Организовывать встречи с теми, кто уже живет. Например, вы готовы были бы встретиться с ребятами в детском доме?

Все соглашаются.

• Мы же, — говорит Павел, — Познакомиться любим!

Все смеются. Павел ценит чувство юмора. Он рассказывает, что в его детском доме, когда подопечному исполнялось шестнадцать-семнадцать лет, сотрудник обязательно вез его в ПНИ, показать, как там будет. Другие проблемы были, в девяностые, с обувью и даже едой, но с информированием и доброжелательным вниманием сотрудников — проблем не было, жаль, что так далеко не в любом детском доме.

Борьба со страхом

• Ребят из детского надо с выпускниками знакомить, — Саша говорит громче, чем остальные, он авторитет и серьезен. — Я своим ребятам в детском доме, где раньше был, всегда твержу: никто вас тут обижать не будет. Там их некоторые сотрудники запугивают, говорят: вас в ПНИ из окон будут выкидывать, вас будут палками бить, еще что-то. Да, находятся такие, нет чтобы помочь человеку в трудную минуту, а еще и пугают. Я всегда своим ребятам твержу, что все это неправда.
• Своим ребятам в “Доверии”? В детском доме, где ты рос? — переспрашивает Анна. Чтобы правильно понять, что именно ее эксперты имеют в виду, нужно уметь уточнять и внимательно слушать.
• Да, — уточняет Саша.

Он — из наиболее благополучных подопечных, владеет коммуникативными навыками и очень активный. Он помогал администрации своего детского дома, и сам бывал на экскурсиях в ПНИ перед тем как туда попасть. Сам хлопотал и старался. Теперь он способен не только быть в курсе событий, обеспечить себе практику, но может и защищать других.

— Я лично знал, как будет в 16-м ПНИ, потому что есть программа по преемственности, я про нее знал и в ней участвовал, — говорит Саша. — Каждый год мы ездили сюда. Мы общались с ребятами, показывали свои спектакли, концерты, делали совместные мероприятия, такие как кулинарный поединок, так и военный праздник. Также 16-й приезжал в наш детский. Там тоже выступали, проводили совместные мастер-классы, везде друг друга приглашали в поездки, на экскурсии. Я не знаю, как в других ПНИ, но ехать в шестнадцатый мне не было страшно. Сюда действительно попасть тяжело. Пока сам не начнешь хлопотать, ты сюда не попадешь, это честно. Я ездил также по другим ПНИ . Но там, да. Там действительно нужно… Во-первых усиление по социальной работе. Действительно нужно ребят обучать, показывать в общество, чтобы они общались.

— Само знание, как будет там, куда ты попадешь, что оно тебе дает? — спрашиваю Сашу. — Почему от него тебе было легче?

— Ну потому что я знал, я был уверен, что в 16-м ПНИ мне будет хорошо.

Исследование выявило — воспитанникам важно именно это, знать, как все будет на самом деле. Но это сработает только с случае, если в ПНИ действительно будет хорошо. Что логично, но не для системы психоневрологических интернатов. ПНИ №16, в котором мы находимся теперь — счастливое исключение. Впрочем, учитывая страхи ребят в детских домах, реальность как правило всегда намного лучше.

• Как думаете, — спрашивает Анна всех, — что еще можно сделать? Мы придумали встречи с выпусканиками, экскурсии. Что еще?
• Нужны городские мероприятия, — говорит Саша. — Чтобы совместно проходили тоже и со взрослыми, и с детскими учреждениями. Я считаю, что это наша одна система социальной защиты, мы должны все плотно общаться и работать и друг с другом.

Еще Саша считает, что психоневрологические интернаты надо переименовать в реабилитационные. Чтобы она были больше рассчитаны на реабилитацию, а не только на “пребывание”, в котором чувствуется безысходность. А еще, что хороши учреждения квартирного типа. У него немало прогрессивных идей.

В каких ты руках

— Никита, а ты как думаешь?

— Я? — Никита встрепенулся. — Все хорошо. Ну, там.., то есть…

Все вежливо кивают. На самом деле Никите есть что сказать, но выражение мыслей дается ему с трудом.

— Когда вы были в детском доме, вам лично рассказывали, что будет здесь? — помогаю Никите.

— Мне нет, — когда Никите нужно что-то объяснить, он собирает все силы и очень переживает, что его не поймут, от этого становится еще труднее, но он не сдается. — Мне рассказывали, что здесь… Меня тоже запугивали, короче. Мне говорили, мы тебя закроем, ты будешь в закрытом зале, никуда не уйдешь. А вот Ольга Массандровна в пятьдесят третьем интернате, седьмая школа, она меня сразу полюбила. Благодаря ей я оказался здесь. Благодаря ей. Она мне путевку именно сюда вырвала, с большим, большим трудом. А до этого мне говорили, что я за город попаду, из Москвы, а я не хотел туда.

— То есть ты боялся, что тебя увезут за город из Москвы?

— Да, да.

— И ты толком не знал, куда увезут.

— Да.

— Если бы тебе сказали: “Никита, мы поняли, что ты не хочешь за город, мы тебя за город точно не повезем, ты останешься в Москве”, тебе было бы поспокойней? — помогает Анна.

— Да, — Никита и сейчас стал гораздо спокойней, видя, что психолог внимательно слушает. — Понимаете, — говорит он вдруг, — я когда был в третьей школе, мне так понравилось. А когда переехал в седьмую, я так плакал сильно, потому что мне в седьмой не понравилось. Понимаете… Такая ситуация сложилась, надо мной там издевались, в седьмой. Понимаете… — и он формулирует самое важное — Я думал, что я тогда в хорошие руки попаду. А попал в плохие.

Проблемы с ботинками и с людьми

• Когда я попал в детский дом в Южном Бутово, чего у нас только ни происходило, — Паша не забывает всех нас развлекать. — Я когда был в группе, нас называли Чечня Свободная.
• Это что значит? Почему?
• Чечня свободная? — многообещающая улыбка. — Это в других сменах все разбивалось, все летало, все швырялось, все ломалось, драки задраки. Это говорили: “В сорок первую группу как ни придешь, все разбредаются”. У нас там была санитарка, Зина, Зинаида Тихоновна, она говорила, что пока ребята не привыкнут, все так и будет. Но на самом деле когда стали больше набирать сотрудников, просто больше, ситуация исправилась и стало легче.

Веселая история от Паши на деле оказалась наблюдением, о том что важно в организации работы учреждений.

• Ты говорил, что привык к детскому дому. К сотрудникам?
• Ребята со мной были, я их знал, и к ним привык, все. К сотрудникам было трудно привыкнуть. Почему? Она сегодня работает — завтра увольняется. Опять приходит — опять увольняется. Опять придет — снова уволится. Это очень было тяжело, конечно. Но… Привыкли.

А наблюдение за работой учреждения превращается у Павла в каламбур. ОТак он заботится о слушателях. Во время исследования он рассказывал, как при переходе в ПНИ столкнулся с продовольственной проблемой — не было определенной одежды, правила так составлены, что ее нельзя было добыть самому, никто из сотрудников в доступе за это не отвечал и не у кого было спросить, а кто отвечает за это. Одно из главных открытий исследования — такие пробелы в работе системы. Ребята их видят, они это прожили на собственной шкуре. Теперь и исследователи знают: система перехода из детского дома в ПНИ по многим пунктам не отлажена. А срабатывает человеческий фактор: неравнодушные люди, там, где они оказались рядом с каким-то из воспитанников лично, его выручали.

В общем, выходит, что это не дети и молодые взрослые получили от исследования бонусы, воспитательный эффект или соблюдение прав. Это организаторы исследования получили от них уникальный материал.

• Саша, каково тебе быть экспертом? — спрашиваю напоследок.
• Мне? — не понял Саша. — Я рассказал бы все. Я бы рассказал, как устроена жизнь на самом деле в психоневрологическом интернате.
• Ты помогаешь, а что тебе от этого?
• Мне это дает… Мне важно, чтобы люди услышали. Чтобы было взаимопонимание и к лучшему изменилась работа учреждений, в которых нам быть.

Юлия Гутова, журналист

Методы исследования

“Результаты получились полезными благодаря тому, что главным методом мы выбрали полуструктурированное интервью, — говорит Анна Серкина, руководитель исследования. — Разговаривали так, чтобы у ребят была возможность сказать, что они считают важным, подстраивались под собеседника. Говорили анонимно, один на один, чтобы ребята не боялись сообщить чего-то, что не хотят, чтобы услышали другие. Мы подробно беседовали о том, что для них важно, в чем они видят проблемы, сложности, как это было именно в их личном опыте. Я индивидуально у каждого и них брала интервью, и было видно, тема перехода из одного учреждения в другое для них очень эмоционально заряженная, много трудностей и ситуаций”

Основные выводы:

В исследовании участвовали:

8 воспитанников детских домов

8 молодых взрослых в ПНИ

1. Системы информирования выпускников детских учреждений о том, что будет в ПНИ — нет. Из-за этого многие дети боятся перехода.
2. Подавляющее большинство старших выпускников детских учреждений и молодых взрослых в ПНИ, имеющих легкую или умеренную умственную отсталость, хотели бы жить самостоятельно на квартире и работать.
3. Они адекватно оценивают свои возможности: считают, что не обладают пока необходимыми знаниями и навыками для самостоятельной жизни, и хотят учиться.
4. Молодые взрослые в ПНИ оценивают свое качество жизни там выше, чем было в детском доме. В первую очередь, благодаря более свободному режиму и большему разнообразию занятий.